Спектакль «Скамейка» по пьесе Александра Гельмана поставил Геннадий Николаев с актерами Анатолием Дробязко и Юлией Макаровой.
Геннадий Николаев хорошо известен краснодарцам как режиссер. Так, в театре драмы идет поставленный им шесть лет назад «Остров» Эдуарда Акопова, для которого режиссер придумал весьма необычную сценографию.
В «Скамейке» же оформление места действия предельно лаконично: черный кабинет, лоскут искусственного газона, засыпанный осенними листьями, и парковая скамейка. Свойственное режиссеру острое чувство стиля проявилось в продуманной стилизации облика героев. Героиня, Вера, — в бежевом платье сафари, с крупными янтарными серьгами; герой в вельветовых брюках и куртке — и, как выяснится позже, в кокетливых полосатых носках на подтяжках (костюмы — Татьяна Горская). Внешность героев отсылает зрителя к эпохе семидесятых: именно в это время перенесено действие.
И сам постановочный стиль откуда-то оттуда, из прошлого: дотошный, подробный, основанный на действенном анализе пьесы и роли. Спектакль получился классически выверенным: акварельно точным в интонациях, широким по амплитуде настроений, физически достоверным.
Вот бродит по «газону» в нелепом курчаво-блондинистом парике Вера, героиня Юлии Макаровой. Она напевает что-то народное, горькое. Интонация задушевной песни на первый взгляд не очень вяжется с ее обликом. Модное платье, парик, яркая помада — ясно, что женщина пришла в вечерний парк не просто так, а с нешуточными намерениями.
Герой Анатолия Дробязко сюда приходит тоже, конечно, неслучайно.
Артист взбегает до пятого ряда, спускается, подсаживается к зрительницам — знакомится. Нагловато, обаятельно, но крайне шаблонно: «Девушка, а вашей маме зять не нужен? Ой, мама тут… Мама, а вы свободны?»
И только потом подходит к той самой женщине. Она ждала его так долго — а он запутывается в своей сложносочиненной лжи.
Анатолий Дробязко играет не столько ловеласа, сколько человека, искрящегося внутренней театральностью. Его герою безмерно скучно в реальности, он ее боится, бежит от нее — и делает это азартно и умело. Он коварно обаятелен, подвижен, скор (вспомнить только, как он лихо разминается, когда героиня отходит в сторону). Это такой уютный и лукавый повзрослевший Карлсон — мужчина в самом расцвете сил. Он залихватски врет, то сражая женщину своим трогательно-брутальным напором, то подкупая задушевной историей о нечастной, как водится, судьбе.
У него свои принципы амурных дел: «Я, например, всегда при первой встрече называю себя другим именем». Но эта стратегия увлеченного вранья, работающая в режиме встречи на одну ночь, терпит фиаско при встрече с Верой.
Персонажу Юлии Макаровой недаром дано говорящее имя. Ее жизненная стратегия строится на откровенности. Она наивно до глупости убеждена, что открытость помогает людям понимать и даже полюбить друг друга. Так, Вера приглашает невзлюбившую ее начальницу на вечер откровений: «И ночевать у меня осталась, и все — были враги, а утром пришли на фабрику подруги!» Из-за обостренного (почти как у чекиста) чувства к правде, несмотря на внешнюю наивность и естественное желание обмануться, Вера последовательно разоблачает многоярусную ложь Леши (который оказывается и вовсе Федором).
В спектакле есть попытка хэппи-энда, когда Вера мечтает о переезде в пригород, а герой ей привычно подыгрывает: даже песню поют на два голоса. Но сюжет идет дальше, на территорию правды, где хэппи-энды — не правило, а исключение.
История, которая грозила стать комедией или мелодрамой, оборачивается драмой обнажения человеческой сути. Вера первой утрачивает символы праздничной украшенности: второпях стирает губы (не узнал!), стаскивает парик, а потом и платье, оставшись в трогательной комбинации. Это раздевание отражает ее внутреннее разоблачение: героиня глубоко одинока, и ее последний жест — возьми ключи, чтобы было куда прийти — знак глубокого отчаяния.
А герой Анатолия Дробязко, природный артист, вынужден отказываться от своей игры, одну за другой сдирать с себя маски — и имена. И насколько он легок и искрометен, рассказывая свои придуманные биографии — несчастного одиночки, командировочного, усталого снабженца, — насколько же тяжел и безрадостен становится в финале. Этот поворот напоминает фразу из Булгакова о рыцаре, который когда-то неудачно пошутил. Озлобленно, устало говорит герой о настоящей свой жизни — о ревнивой страсти к жене, о непонимании. И очевидно, что лишь наивная настойчивость искренней женщины, ее навязчивое стремление выяснить всю правду, привела его к встрече с самим собой — на этой вечерней скамейке в осеннем парке.
…На программке спектакля посвящение: «К юбилею заслуженного артиста Кубани Анатолия Дробязко». Постановка, с ее бенефисными ролями, основанная на скрупулезном режиссерском разборе, помещенная в камерном пространстве, — подарок не только для юбиляра, но и всех зрителей Одного театра.
