Космонавт Алехин берет в руки кувалду... и чинит замерзшую станцию. Так происходит в фильме «Салют-7», который несколько лет назад вышел на экраны. «Ничего подобного»,— говорит дважды Герой Советского Союза летчик-космонавт Виктор Савиных. Именно он в 1985 году вместе с Владимиром Джанибековым совершил самый сложный в техническом плане полет к «мертвой» станции. В тот момент «Салют-7» перестал подавать сигналы, вышел из-под контроля и начал приближаться к Земле, теряя высоту. Савиных и Джанибеков должны были обнаружить потерянную станцию, состыковаться с ней и попробовать ее возродить. И им это удалось! Правда, без кувалды. О том, зачем в космосе шапка, о носорогах, Илоне Маске и о том, когда Россия полетит на Марс, Виктор Савиных рассказал нашему корреспонденту в Сочи. На курорт он приехал в рамках празднования Дня космонавтики, а заодно проверить, как растет его магнолия.
— Виктор Петрович, прежде всего позвольте поздравить вас с Днем космонавтики! Наверное, самый частый вопрос, который вам в последнее время задают журналисты, про фильм «Салют-7». Смотрели? Понравился?
— Смотрел. Не понравился. Фильм был снят по моей книге «Записки с мертвой станции». Два года я консультировал съемочную группу, а они ни в титрах моего имени не указали, ни правду не показали. Но всё же посмотреть стоит. Сейчас у нас мало снимают про космос.
— Расскажите, как всё было на самом деле. Вы, вообще, понимали, что, может быть, летите на смерть?
— Прежде всего мы были точно уверены, что вернемся обратно, верили в нашу технику, в ту программу, которая была разработана для ее реанимации. Наша основная задача была увидеть «Салют-7»: станция не подавала никаких сигналов. До нее мы добирались два дня. Когда обнаружили станцию, поняли, что состыковаться можно: она практически не вращалась. Володя Джанибеков мастерски подвел корабль, состыковались с первого раза, не так, как в фильме. А вот потом начались сложности. Из-за того, что были сбои в системе питания, станция замерзла, она превратилась в ледяной дом. Перед полетом моя жена связала две пуховые шапки, как чувствовала. Я, когда в фильме «Армагеддон» увидел русского космонавта в ушанке, даже улыбнулся. Но было жутко: тишина, темнота и холод. Мы сантиметр за сантиметром возрождали пространство станции. И каждый день победой не считали, а лишь очередной выполненной задачей, которая помогала справляться со следующей проблемой. Только на четвертый день удалось развернуть солнечные батареи к Солнцу, разобраться с химическими батареями.
— В фильме на станции происходит пожар...
— У нас было наоборот — потоп. После того, как станция разморозилась, все поверхности покрылись пленкой из воды. До стенки дотрагиваешься, а там — брызги. Этого никто не предусмотрел, тряпок никаких не было. Чтобы собрать влагу, рвали комбинезоны и вытирали воду. Самым опасным было короткое замыкание, которое могло произойти из-за воды и электричества. Но обошлось.
— Ваш полет, как говорится, вошел во все учебники. Можете поделиться впечатлениями от космоса?
— Последний раз я летал в космос давно, в 1988 году. Это был мой третий полет. Была бы возможность, полетел бы еще: космос — это на всю жизнь. На каждом этапе полета новые впечатления. Когда подходишь к ракете, а Леонов вдруг дает тебе пинка под одно место, ты быстро лезешь по лестнице вверх, на корабль. Когда на старте обнаруживаешь неполадки в оборудовании и думаешь: «Только бы не отложили старт, к которому так долго готовился!» На каждой секунде полета вспоминаешь, что говорили товарищи, и готовишься к тому, что что-то произойдет. Потом невесомость — тебя крутит, меняется система координат. Совсем другие ощущения на станции. И всё это очень интересно.
— В детстве мечтали быть космонавтом?
— Даже не думал. Я родился в глухой деревне Березкино Кировской области. Родители были простые крестьяне, жили тяжело, военные годы. В школе моим любимым предметом была география, очень хотелось увидеть мир: дальше своей деревни нигде не бывал. У нас рядом была железная дорога, поэтому, когда не поступил на географический факультет Пермского университета, не знал языков, пошел учиться в техникум железнодорожного транспорта. После армии прокладывал дорогу на самом севере Урала, в глубокой тайге и вечной мерзлоте, начал готовиться к поступлению снова. Выбрал Московский государственный университет геодезии и картографии. А поскольку я занимался созданием оптических приборов, меня взяли в ЦКБ экспериментального машиностроения. Ездил читать лекции космонавтам в Звездный городок. У Сергея Королева было правило: инженеру можно подать заявление на зачисление в отряд космонавтов. Так я и сделал, в 1978 году был зачислен. Самое удивительное, что при этом я остался инженером. Я, наверное, единственный космонавт в мире, который никогда не прыгал с парашютом.
— Раньше все мальчишки Советского Союза хотели летать к звездам. Сейчас такой интерес замечаете?
— Интерес есть. Однажды я рассказал президенту России Владимиру Путину, что Циолковский провел детство в моем родном городе Кирове, там есть небольшой музей. Благодаря поддержке главы государства мы построили в Кирове самый лучший космический центр для детей. В нем проходят детские Циолковские чтения, на которые приезжают ребята со всей страны, и с каждым разом их всё больше. Потому что нужно воспитывать не просто космонавтов, а людей, которые разбираются в технике.
— Как вообще оцениваете перспективы российской космонавтики? Когда уже космический туризм откроем?
— На чем лететь только? Я человек старый, боюсь, до российских полетов на Луну не доживу.
— Получается, обогнали нас американцы с Илоном Маском?
— Потому и обогнали, что у них есть Илон Маск. У нас вот был Королев, и летали, а сейчас нет человека — нет проектов. Так что нам остается только надеяться, что на Марсе будут российские яблони цвести.
— Не хочется в праздник о грустном...
— И не надо. Тем более я помню, как Гагарин полетел. Я служил в армии в Свердловске. Утром заходит дневальный и кричит: «Боевая тревога! Всем строиться!» На плацу — несколько взводов. Из черной тарелки — голос Левитана: «Через несколько минут будет передано важное сообщение ТАСС». Тишина. Все подумали, что началась война: это был 1961 год, когда разгорелся Карибский кризис. Стоим, не понимаем, что делать. Ну ладно, мы солдаты, но офицеры не знают, какие команды давать. И вдруг Левитан говорит: «Сегодня мощным носителем на орбиту выведен космический корабль, управляемый Юрием Алексеевичем Гагариным». Жуткая тишина, потом шапки полетели в воздух. Командир объявил отбой тревоги и митинг. А мы в это время, вообще-то, должны были по сугробам маршировать. Вот так Гагарин меня спас от холода.
— А как магнолию на Аллее космонавтов в Сочи после полета сажали, помните?
— Конечно. Это было в 1981 году, после моего первого полета. Тогда проходил реабилитацию в Пицунде — и вдруг приезжает Севастьянов: «Собирайся, поедем в „Ривьеру” дерево сажать». А дождь был страшный. Но под зонтиками посадили. Я сегодня это дерево увидел, полил, ему же сорок лет уже. Хотел сказать спасибо сочинцам, что ухаживают за посадками. Сегодня на аллее встретил людей из разных городов страны. Они приезжают, а здесь — зеленые магнолии космонавтов.
— И напоследок вопрос личный. Говорят, вы марки про космос собираете?
— Марки собираю. Коллекция большая, есть марки про все полеты космонавтов. А еще я собираю носорогов, их уже штук пятьсот. И маленькие, и огромные. С чего началось, не помню, случайно. Они меня скоро из дома выселят. Придется в космос лететь.
