Исследуя произведение, Канашкин всякий раз, как боец, бросался в бой. Он был бескомпромиссен в своих оценках и готов был отстаивать их до конца. Но не ради самого утверждения, а высокого смысла для. Видеть в литературе высокое служение общественным интересам, а не ради забавы, времяпрепровождения за чтением. Это литературное кредо не всем приходится по душе.
Критика — лекарство
Что кривить душой: литераторы в своем большинстве жаждут положительных, а то и восторженных статей о своем творчестве. Говоря коротко, ждут услужливой, обслуживающей критики. Канашкин не из таких. Ему дороже было здоровое тело русской литературы. А критика — лекарство, порой горькое, но лечащее. Потому и говорил всегда правду, будь то литературный генерал или начинающий подмастерье.
Его жалящего слова опасались, а потому порой и злословили в его адрес, как могли, притом что на небедном литературном поле Кубани он, пожалуй, единственный претендовал на нелегкое звание литературного критика. Были в крае в разные годы критики партийного замеса на лоне литературы социалистического реализма. Что сказать о них? «Иных уж нет, а те далече…» Ныне их труды пылятся в архивах, никого не интересуя.
Да, Канашкин порой эпатировал броскими заголовками своих статей, усложненной лексикой и стилем. Когда нужны определенные усилия, чтобы продраться до смысла сквозь частокол его фразеологии.
Мода на усложненный язык
Почему Канашкин все-таки грешил усложненным стилем и эпатировал своим словарем? Прежде всего, усложнение, вероятно, диктовалось научной модой последней четверти двадцатого века и начала двадцать первого. Почему-то считается, что научный язык должен отличаться от обычного литературного языка. Невольно вспоминаются «Мертвые души» незабвенного Гоголя, где автор высмеивает дам из высшего света провинциального города, которые говорили: «Я опорожнила нос с помощью носового платка», вместо того чтобы сказать: «Я высморкалась». Жаль, наши некоторые ученые, видимо, плохо учили Гоголя в школе и не читали позже. Глядь, и научились бы выражать свои мысли ясно и просто.
Но для Канашкина еще важно было достучаться до молодых читателей на фоне резкого падения культуры и нравственности, падения интереса к чтению литературы и чтения вообще, начиная с девяностых годов прошлого века. И он вынужден был говорить на языке молодежи, чтобы привлечь ее внимание. При этом темперамент, накал его огненного пера не ослабевали при оценке произведений, созданных на потребу низким общественным вкусам. И поддержка литературы, утверждающей благородные цели сохранения и утверждения русского мира на фоне трагедии на исходе XX века, когда подверглись остракизму вековые нравственные, культурные, идеологические традиции России, когда вовсю проявили себя разброд и шатание в умах и пессимизм на фоне распада всего и вся.
Крым как шанс возрождения страны
Канашкин увидел исторический шанс страны в возвращении Крыма, прозрев в этом знак возрождения национальной гордости великороссов, собирания исторических русских земель. Этот знак — решимость жителей Донбасса и Луганска при поддержке России отстоять свое право на народовластие, социальную справедливость и сохранение русского языка и русского мира. При этом Канашкин указывает и на страждущее Приднестровье и Закарпатскую Русь, не забывших своих исторических корней. Обо всём этом читатель может узнать, взяв в руки увесистый (свыше тысячи страниц) прекрасно изданный двухтомник публицистических и критических статей Канашкина «Атакующее распятие».
Куда несет нас рок событий?
В него вошли материалы, опубликованные в периодике, литературных журналах за последнюю треть века, а также написанные в последние годы. Как ни удивительно на первый взгляд, но материалы, созданные как отклик на вызовы времени, и сегодня читаются с неослабным интересом. В них всё так же бьется живая мысль, чувствуется пульс современности.
Сам по себе факт издания заведомо неходового последнего прижизненного двухтомника, рассчитанного на достаточно узкий круг ученых, политиков, историков, литераторов, людей, пытающихся понять, что с нами всеми происходит в это драматическое сложнейшее историческое время, «куда несет нас рок событий», уже само по себе событие.
Конечно, выход такого большого труда не может не вызвать разноречивых оценок. Но я уверен в том, что они заставят размышлять и сторонников, и противников взглядов автора, чье перо, как всегда, полемично. А сверхзадача автора — показать, что при всех изломах, как в начале XVI века, когда казалось, Россия, раздираемая противоречиями и ослабленная нашествием поляков, неминуемо погибнет, утратив государственность и самоидентичность, православную веру, Россия нашла в себе силы и выстояла, так и сегодня, на новом историческом рубеже, утверждает автор, Россия устоит в условиях разновекторных настроений в стране, санкций Запада, помогая Крыму быстрее встать вровень с экономикой и социальной жизнью материковой России.
Русский мир: от возможного к реальному
У Канашкина религиозное, возвышенное отношение к родной стране, к русскому миру. Это, как он сам выразился, изначальная точка его творческого пути на протяжении более полувека. Уже это одно заставляет простить ему порой резкие выражения, безоглядность формулировок, безудержную метафоричность, ту самую, когда «ради острого словца не пожалеешь и отца», и неспособность приспосабливаться ко времени, обстоятельствам, громким именам. Достаточно сказать, что он был далеко не в лучших отношениях с такими известными литераторами, как лауреаты государственных премий Анатолий Знаменский и Виктор Лихоносов, потому что имел собственное мнение об их творчестве.
Автопортрет
Интересно, что в первой главе двухтомника «Атакующее распятие» Канашкин делает попытку сказать объективно сам о себе, нарисовать свой творческий автопортрет — разноплановый, разноглубинный и оценить свой вклад в современную литературу и культуру. Кто он? Ученый-филолог, в какой-то мере — да, скромно заявляет он. Литературный критик? Отчасти, пожалуй. Но есть, замечает он, куда более звездные имена. Канашкин спрашивает себя, можно ли поставить его в ряд таких литераторов, как Проханов или Юрий Кузнецов. И отвечает: нет, конечно. Честно признается, что подвижнически и стилистически уступает Олегу Михайлову и некоторым другим писателям и критикам.
Так кто же все-таки он? Достаточно ознакомиться с его многослойным, как русская матрешка, двухтомником «Атакующее распятие» — итогом всей его жизни, из глубин которого выплескиваются глубокие и оригинальные мысли, неожиданные повороты и сюжеты и экскурсы историка, филолога, философа, социолога, культуролога, литературного критика и публициста, чтобы понять: Канашкин был энциклопедически образованным человеком, желающим переустройства общества на более справедливых, гуманных началах. Потому что сила в правде, а не в чистогане, который сегодня овладел обществом. Но без культуры ничего не получится.
О себе же Канашкин думал, что он недостаточно образован. Внешне решительный и порой эпатажный, внутренне он был всегда скромным и нерешительным человеком. Помню, как однажды Виталий Алексеевич воскликнул: «Завидую вам! Вы историк. Как вы здорово сказали в одном из стихотворений: „Вавилон — времен начало”. Какая историческая даль возникновения человеческой цивилизации! А я ничего не знаю по истории древнего мира. А хотел бы знать».
«Виталий Алексеевич, вы же знаете, что всё знать невозможно». «Знаю,— ответил он. — А страшно хотелось бы».
Канашкин оставил целый ряд литературных портретов писателей, поэтов, журналистов, общественных деятелей. Помню, как он пришел однажды ко мне в редакцию и попросил почитать его очерк о Николае Кондратенко «Стремя Кондрата». «Кажется, я в некоторых местах говорю излишне остро. Почитайте. Скажите свое мнение». Я почитал и согласился: «Да, некоторые мысли надо бы смягчить или убрать вовсе». И назвал какие. «Я подумаю»,— сказал он. Через несколько дней снова пришел ко мне: «Я ничего не поправил. Прочтите и вы еще раз». Я прочитал и остался при своем мнении.
«Ну что ж, подумаю и я еще»,— сказал он, уходя в задумчивости. Как потом оказалось, при своем мнении остался и Виталий Алексеевич. Опубликовал «Стремя Кондрата» в журнале «Кубань» без правок. Это говорит о том, как он серьезно относился к каждому своему слову. Он был озабочен состоянием русского языка, который на глазах утрачивал свое богатство, гибкость и красочность под напором новояза нынешних нуворишей, и не только. Сленг, ненормативная лексика вторглись не только в обыденную жизнь, но и в журналистику, литературу, на телевидение и в театр, в студенческие аудитории и школьные классы. Дошло до того, что некоторые депутаты Госдумы предлагали разрешить ненормативную лексику в стенах парламента!
Канашкин болезненно переживал за судьбу родного языка и культуры, за судьбу видных деятелей литературы и культуры и восклицал: где вы, нынешние Бахтины, Аверинцевы, Кожановы, Юрии Казаковы, Дмитрии Лихачевы и другие выдающиеся литераторы и культурологи, чей авторитет был непререкаем! И к чьему слову интеллигенция прислушивалась, как камертону общественных настроений. Ведь у писателей, поэтов, литературных критиков, говорил Канашкин, высокая миссия: быть проводниками в мир гуманности и справедливости. Мы лишились духовных учителей, «этих Божьих чад, как пространство, внезапно лишившееся атмосферы, вызывает гибель всего живого». Сейчас общество заражено сребролюбием, а надо бы — человеколюбием.
Виталий Канашкин многие годы бессменно редактировал литературно-художественный журнал «Кубань» — один из старейших региональных журналов в стране, созданный в победном 1945 году. Страна только-только начала залечивать раны, а уже думала о культуре. В 1944 году в Красноярске был открыт художественный театр. А на Кубани через год — литературный альманах, преобразованный впоследствии в журнал. Он бы исчез в мутные, трагические девяностые годы, когда рухнула великая держава и когда Союз писателей страны приравняли к общественным организациям кролиководов, пчеловодов и прочих. Журнал перестали финансировать, и он жил, вернее дышал, благодаря героическим усилиям таких писателей, как Канашкин, который положил на удержание журнала на плаву все свои силы.
Благодаря общественной поддержке журнал смог печатать не только публицистику на злобу дня, но и наиболее интересные произведения членов Союза писателей России, кубанских и московских. Журнал, благодаря Канашкину, поставил на крыло многих талантливых молодых поэтов и прозаиков. Сегодня журнала нет. Ушел в лучший из миров Виталий Алексеевич, и ушел журнал, ровесник Великой Победы, которого нелишне было бы возродить. Ведь он дитя Победы, ее первенец.
Канашкин не раз задавался извечно русским вопросом «что делать?» и отвечал на него словами Толстого и дяди Вани Чехова: честно делать свое дело. И пусть будет, что будет. Он верил, что при всех уродствах действительности преодоление неправды направляет в конечном счете человеческую жизнь.
Творческая личность всегда стремится воздействовать на людей и преображать их и пространство вокруг себя. Таким и был Виталий Алексеевич Канашкин, и такого он ждал от кубанской литературы. В своей книге «Жребий и участь» Канашкин рассматривает кубанскую литературу с 1920 по 1990 год и делает такой вывод: «Литераторы-кубанцы и в нашу пору, пору итогов и начал, опираясь на идейно-эстетические „накопления” предшественников, выказали стремление к воспроизведению жизни в ее естественной цельности, к художественному исследованию личности в ее современных общественных связях, к закреплению того „движущегося в человеческой природе”, что способствует формированию и созиданию нового жизнеустройства».
На вопрос о том, что такое счастье, он неизменно отвечал: счастье — это способность мыслить. И хоть как-то облегчить жизнь других людей.
Может быть, в этом тайна интереса к его личности и творчеству?
