Обжегшись на молоке
Горький опыт, полученный при «отстранении от должности» опального редактора Мельникова, многому научил начальника области. Отныне — жесткий контроль. Никаких вольностей. Ни на йоту от цензурного устава. И ни одной частной газеты на территории Кубани.
Яков Дмитриевич Малама следовал новому плану неукоснительно. Поменял редактора-вольнодумца на редактора-чиновника. Возложил обязанности цензора на своего младшего помощника. И твердо решил: одной газеты на всю область вполне хватит. А всякие частные к печатанию не допускать. Ничего личного, лишь бы от греха подальше.
А так как к прошению на выпуск газеты в обязательном порядке прилагались сведения о благонадежности заявителя и его подготовленности к редакторской деятельности, то вот вам и аргумент для отказа. Захотел было управляющий типографией открыть в начале 1903 года в Екатеринодаре «Кубанский листок объявлений и справочных сведений». Все чин по чину. Прошение составил, гербовый сбор оплатил, программу издания приложил, периодичность указал. В неблагонадежности замечен не был. Полицмейстер собрал нужные сведения для конфиденциального доклада: «Сообщаю в канцелярию, что Тамбовский мещанин Алексей Кожевников проживает в г. Екатеринодаре с 6 мая 1902 г., ни в чем предосудительном не замечен, поведения хорошего, образование получил домашнее, имущества движимого и недвижимого, приносящего ему доход — не имеет. По прибытии в Екатеринодар Кожевников был писцом, прослужив управляющим типографии Сташевского, а после этого и до сего времени служит управляющим в типографии Бойко. По распространяемым им слухам у него имеется в наличии денег 2000 руб.». Предоставленных фактов вполне хватило для отказа с замечательной резолюцией: «мало подготовлен».
«По своему умственному недоразвитию»
Полицейские характеристики — отдельный, пока еще малоизученный жанр, полный невероятных стилистических находок и неподражаемой образности.
Тот же 1903 год. Март. Владелец типографии Басанько задумал издание промышленно-литературной газеты «Кубанский листок».
Все вроде бы было хорошо. Своя книжная торговля и собственная типография «в сумму тысяч на десять руб.». Но приписка в полицейском донесении — «образование получил менее средне-учебного заведения, литературной деятельностью никогда не занимался и общественного положения никакого не занимал». А потому в своем отношении генерал Малама со спокойной совестью указал, что «мещанин Антон Басанько литературной деятельностью не только никогда не занимался, но и не способен к таковой и по своему имущественному положению и общественному положению, а также по образовательному цензу не заслуживает предоставления ему права на издание проектируемой им газеты под названием «Кубанский листок», а потому полагал бы ходатайство его по этому предмету отклонить». И пришлось обиженному Басанько перебираться в Анапу и целых три года ждать своего часа. Шедевром же полицейской характеристики по праву следует признать отношение образца 1904 года по поводу прошения екатеринодарского мещанина Семенихина. Хотел мещанин немногого — выпускать под собственным редактированием «Екатеринодарский торгово-промышленный листок объявлений».
Рапорт полицмейстера достоин отдельного цитирования: «Сообщаю в канцелярию, что мещанин Иван Семенихин, домовладелец, никакого общественного положения не занимает, занимается выделкой в небольших количествах восковых свечей, ранее имел мелочную лавку и хотя в безнравственности не замечен, но по своему умственному недоразвитию и вообще по своим способностям не соответствует тем обязанностям, какие требуются при издании и особенно редактировании просимой им газеты, а потому ходатайство Семенихина не заслуживает предоставления ему права издавать просимую газету».
С такой характеристикой на роль редактора рассчитывать уже не приходилось. Впрочем, ни одному новому периодическому изданию при генерале Маламе в Кубанской области так и не суждено было появиться, хотя случаи были разные.
Предчувствие генерала
Например, случай с Михаилом Петровичем Кристи. Тот в мае 1904 года обратился с ходатайством о разрешении ему перенести издание газеты «Южный курьер» из Керчи в Екатеринодар.
Сведения, полученные от Керчь-Еникальского градоначальника, казались самыми благоприятными. Модест Дмитриевич Клокачев утверждал, что «редактор-издатель газеты «Южный курьер» Михаил
Петрович Кристи поведения и нравственных качеств отличных, образ жизни ведет скромный, в политическом отношении благонадежен».
Кристи окончил гимназический курс, содержал в Керчи собственную типографию, арендовал в Киеве городскую водо-лечебницу и не имел долгов. Желание перенести издание газеты в столицу Кубани объяснял просто. В Керчи было недостаточно подписчиков и частных объявлений, и расходы по изданию «Южного телеграфа» не окупались. Однако газета имела право на критику местной администрации, что не могло не вызвать подозрений по поводу истинных намерений газетчика. Малама почувствовал неладное. С одной стороны, «издание новой газеты в Екатеринодаре несомненно вызовет конкуренцию и издатели в погоне за большим количеством подписчиков могут в угоду публике оказать дурное влияние на население», а с другой — «всякий другой орган печати, более свободный по своему направлению, в связи с проявившейся в последнее время в Кубанской области противоправительственною пропагандою, может иметь на достаточно еще неразвитую еще станичную публику нежелательное влияние».
Отсюда вывод: «Южный курьер», редактируемый г. Кристи, не принадлежит к числу серьезных органов печати, почему, охраняя старые традиции вверенного мне войска и заботясь о его нравственном воспитании, в духе присущем казачеству, я нахожу просьбу г. Кристи не заслуживающею удовлетворения».
Под маской редактора
Предчувствие не обмануло генерала. События, развернувшиеся за пределами Кубанской области, показали, что под маской редактора скрывался ярый социал-демократ.
Как выяснилось позже, Михаил Петрович Кристи, 1875 года рождения, ушел с головой в политику еще в 1893 году. А с 1898 года стал членом РСДРП со всеми вытекающими из этого последствиями. Перебравшись в 1900 году в Керчь, Кристи внимательно присматривался к местной прессе, состоявшей из одного-единственного «Южного курьера» во главе с юристом Борисом Харитоном. (Борис Харитон, высланный как «антисоветский интеллигент» из Советской России в 1921 году, к слову сказать, был отцом Юлия Харитона — одного из создателей отечественной атомной бомбы). Из-за резкой публикации «Южный курьер» был приостановлен на пару месяцев. Харитон переехал в Екатеринослав, и наступило время Михаила Кристи.
Тот уже обзавелся типографией, стал гласным Керченской думы и вскоре приобрел «Южный курьер». Одновременно запустил «Крымскую газету», дела которой изначально пошли из рук вон плохо. Судите сами: в 1903 году вышло 25 номеров, на следующий год — всего 9, а год спустя и вовсе один.
«Южный курьер» с тиражом в три тысячи шел побойчее, словно готовясь к будущим событиям. 1905 год. Черносотенцев возглавил Керчь-Еникальский градоначальник, неосмотрительно давший газетчику рекомендации о благонадежности; революционеров — Михаил Кристи, провозгласивший себя «президентом Керченской республики».
«Южный курьер» призывал к стачкам, забастовкам и демонстрациям. Как следствие — приостановка издания в начале 1906 года и привлечение редактора к суду.
Удалось выйти под залог, и началась карусель со сменой названий газеты и подставными редакторами. В феврале появился «Южный вестник», закрытый в апреле. Тут же возникла газета «Накануне», запрещенная в июне. «Южный голос» с такой же судьбою.
Над Михаилом Кристи стали сгущаться тучи. Не дожидаясь нового ареста, он предпочел скрыться за границей, предварительно спрятав типографское оборудование в доме своей матери. За этим оборудованием вскоре придут революционеры, но Кристи уже будет в Швейцарии.
Пломбированный вагон и его пассажиры
Эмиграция растянулась на долгие годы. Кристи успел жениться и войти в высшие партийные круги социал-демократов. Примкнул было к меньшевикам, но перешел в ряды большевиков. А в апреле 1917 года вернулся в Россию в том самом «пломбированном» вагоне вместе с Лениным, Крупской и Арманд.
В конце 1917 года партия направила Кристи (как человека, знакомого с ситуацией) в Крым. Рассматривался даже вопрос о назначении его на должность главы крымского правительства, но в январе 1918 года он оказался в Керчи.
Из мемуаров очевидца: «С благодарностью я вспоминаю г. Кристи, идейного большевика, которого судьба поставила во главе большевистской власти в Керчи. Интеллигентный человек, мягкий и кроткий, хотя — горячий и искренний последователь большевистских идей, но враг всякого насилия, крови и казней, обладая большой волей и характером, один только Кристи спас Керчь от резни, которую много раз порывались произвести пришлые матросы с негласного благословения Совдепа».
Затем — работа партийным функционером в Петрограде. С 1918 по 1926 год — уполномоченным Наркомпроса в Петрограде, с 1926 года — замначальника Московского отделения Главнауки. Приходилось решать множество самых разных задач. Организовывать работу новых учреждений, улучшать быт профессоров, мирить враждующие научные школы. Некоторые моменты из тогдашней жизни Кристи могли бы украсить бессмертные «Двенадцать стульев». Когда уполномоченный Наркомпроса узнал, что в новом здании Физико-технического института академика Иоффе профессора приносят стулья из своих квартир, то направил профессуру с ассистентами прямехонько в Зимний дворец со словами: «Обойдите и подберите, что вам подходит. Нельзя только трогать парадных комнат и царских покоев».
В первый день отобрали белую мебель из покоев великой княжны. А затем то, что Ильфу и Петрову и не снилось: «Не один день возили подводы из Зимнего в Лесной, не один день разгружали физики столы и шкафы красного дерева с завитушками и резьбою в стиле рококо, кресла, обитые шелком, и софы, обитые подевичьи белым ситцем в розочках, настольные лампы, вешалки, кушетки, стулья, ковры и странные столы с дыркой посредине, закрывавшейся круглой крышкой, которые потом много лет вызывали удивление навещавших лаборатории гостей. Даже рояль привезли и медный четырехведерный самовар; его поставили возле институтских дверей, чтобы в обеденный перерыв чаевничать по-царски».
Хозяин Третьяковки
В 1928 году судьба готовила Михаилу Петровичу Кристи очередной сюрприз. С подачи соседа по «пломбированному вагону» наркома Луначарского его назначают директором Государственно Третьяковской галереи. Пришлось сменить на этом посту легендарного академика Щусева. Третьяковка так Третьяковка. Дело новое. Пришлось осваивать. Заниматься хозяйством. Размещать научные отделы, библиотеку, архив, фонды. Переоборудовать отопление и вентиляцию. Получать выговоры. За работу того же отопления в 1935 году, когда произошла авария и пар дошел до второго этажа. А там — Нестеров, Левитан, Айвазовский, Поленов, Семирадский. Под угрозой «Ночь на Днепре» Куинджи и «Аленушка» Васнецова. В итоге — наркомпросовский приказ: «За недопустимое разгильдяйство и халатность в хозяйственной части и техническом надзоре за системой центрального отопления в Госуд. Третьяковской галерее, приведшие 8 января с. г. к аварии в камере №4 водяного отопления, могущей поставить под угрозу ценнейшие произведения искусства, приказываю:
1. Директору Третьяковской галереи М. П. Кристи объявить строгий выговор.
2. Заведующего хозяйственной частью Дубовицкого освободить от должности.
3. Инженера Лопухова, непосредственно ведающего техническим надзором в Государственной Третьяковской галерее, снять с должности».
Жертва «Черного квадрата»
Но то дела хозяйственные, а хуже политические. Время на дворе стояло нешуточное. А Михаила Петровича подвела любовь к «Черному квадрату» Малевича. Трудно поверить, но в 1936 году в Третьяковке выставлялся российский авангард, да и в нескольких залах сразу. Для отвода глаз экспозиция назвалась «Формальные искания», чтобы «вредное влияние формализма было ясно не только специалистам, но и широким массам».
До поры все сходило с рук, но 7 июня 1936 года в «Правде» — зубодробительная статья председателя Комитета по делам искусств Платона Керженцева: «Когда рабочий зритель из залов с блестящими произведениями Репина попадает в комнаты новейшей живописи, он справедливо выражает свое негодование против выставленных картин, якобы представляющих лучшие образцы творчества наших современных художников. РуководителиТретьяковской галереи почему-то считают необходимым выставлять даже нелепые произведения Кандинского и Малевича. Руководители Третьяковской галереи почтительно выставили даже такую издевательскую вещь, как «Черный квадрат» Малевича. Через усвоение художественного наследия мастеров живописи- реалистов, через непримиримую борьбу с формализмом и грубым натурализмом мы проложим дорогу к расцвету социалистического изобразительного искусства».
Последствия предсказать несложно. В 1937 году — арест. Правда, сидеть пришлось недолго. Помогли старые партийные связи, которые, впрочем, могли и не выручить. Но факт есть факт. С 1938 года Михаил Петрович — на свободе и даже художественный руководитель Московского товарищества художников вплоть до 1948 года.
Умер старый большевик своей смертью. Похоронен на Новодевичьем в 1956 году, недалеко от своего предшественника по Третьяковке академика Щусева.
