Сказать, что земледелие — изнурительный труд, значит не сказать ничего, вот почему занимаются им исключительно увлеченные (порой до фанатизма) люди.
В станице Тамань, что известна всем благодаря лермонтовской оценке и строящемуся Керченскому мосту, живет один такой фермер — умный, образованный, в меру амбициозный и без меры увлеченный. Прежде чем организовать в 1992 году крестьянское фермерское хозяйство и взять в аренду землю, он окончил факультет плодоовощеводства и виноградарства Кубанского государственного сельскохозяйственного института, нынешнего КубГАУ, и пять лет проработал в совхозе — месте, сулящем в то время неплохие перспективы. Следующие 15 лет занимался однолетними культурами: выращивал бахчевые, пшеницу, помидоры. Погашал ссуду, мирился с непогодой, засухой, нехваткой рабочих рук. И строил, как он любит говорить, imperium in imperio — государство в государстве.
В 2007 году все на том же арендованном поле заложил виноградник — десять гектаров столового сорта «плевен». Спустя несколько лет, когда виноград начал плодоносить, таманский фермер столкнулся с одной проблемой, которую не в силах решить по сей день: единственный съезд с автотрассы Сенной — Тамань на грунтовую дорогу к полю перекопали сотрудники районного дорожного ремонтно-строительного управления (ДРСУ). И imperium in imperio пошатнулось.
Этот фермер — мой отец, Эдуард Руссо. Родственные связи не мешают мне объективно судить о некоторых деталях этой истории и стараться трезво смотреть на мир, так напоминающий театр абсурда. И, главное, видеть, как мой отец безуспешно добивается от властей ответа на вопрос, как же теперь он должен ежедневно попадать на поле, которое до 2027 года остается у него в аренде.
Здесь следует кое-что прояснить. Эпопея с ликвидацией подобных съездов длится по меньшей мере семь лет, и не только в Краснодарском крае. В 2010 году новые законы и правила в полной мере смогли прочувствовать жители Московской области, когда Министерство транспорта поручило Росавтодору и Ространснадзору закрыть незаконные съезды с дорог федерального значения к объектам сервиса и торговли. Но в нашем регионе ситуация достигла апогея в 2014 году, в канун зимних Паралимпийских игр в Сочи. В феврале генеральному директору того самого Темрюкского ДРСУ начальником районного ГИБДД было адресовано предписание. В бумаге, в частности, говорилось, что в связи с проведением эстафеты Паралимпийского огня в Темрюкском районе и в целях исключения аварийных ситуаций по маршруту следования нужно провести ликвидацию несанкционированных съездов на протяжении автомобильных дорог
Сенной — Тамань, Темрюк — Фонталовская, Темрюк — Краснодар — Кропоткин — граница Ставропольского края.
Одним словом, в ситуации, подобной нашей, оказались десятки фермеров Кубани, чьи поля, как и «хаты» чиновников, оказались «с краю». Вот простая арифметика: благополучно перекопанный дорожниками съезд ведет к земельным участкам восьми фермеров, включая наш. Аналогичный съезд напротив — к полям еще пятерых аграриев. Которые, если следовать логике авторов предписаний и постановлений, должны были за это время научиться летать.
Российское законодательство строится на витиеватой терминологии, и в этом его сила. И для уничтожения, простите, ликвидации чего-либо в российском законодательстве есть вездесущее понятие «несанкционированный». Но съезд, который районная Госавтоинспекция назвала несанкционированным, — всего лишь необорудованный, согласитесь, разница колоссальная. Полевая дорога, куда он ведет, числится на карте объекта землеустройства. Но у ГИБДД и Росавтодора, похоже, какие-то свои карты.
И снова ремарка. Таманская администрация на одно из первых обращений отца предложила ему альтернативный подъезд к полю — вдоль памятника природы Маркитанское озеро. Предложила, но не учла, однако, что даже самый незначительный дождь превращает озеро в болото, проехать по которому нельзя ни на тракторе с почвообрабатывающей техникой или с прицепом, груженным виноградом, ни, тем более, на автомобиле. Но, конечно, чтобы узнать об этом, сотруднику администрации пришлось бы покинуть кабинет и отъехать на одиннадцать километров, которые каждое утро, по их мнению, должен преодолевать фермер Руссо. И понять, что составленные еще при Советах карты-схемы устарели. Возможно, для тех, кто годами работает в административной системе и месяцами отвечает на реальные обращения реальных граждан, не принципиально, когда приехать на рабочее место: сегодня или через день-другой, когда дожди закончатся, а дорога высохнет. Но работа на земле не выдерживает бюрократических проволочек — она не просто сезонна, она сиюминутна: здесь каждая зеленая операция, будь то обломка, пасынкование или нормирование завязи, каждая химобработка и прополка фрезой должны быть сделаны строго в срок.
Невнятный ответ сельской администрации повлек за собой новые, теперь уже коллективные обращения фермеров — к главам Темрюкского района и Тамани, к начальнику управления автомобильных дорог Краснодарского края. Главы крестьянских хозяйств просили оказать содействие в обустройстве единственного съезда. Его стоимость сегодня оценивают в миллион двести тысяч рублей — неподъемная сумма для среднестатистического российского фермера. Чиновники отказали, инвесторы не нашлись. За отказами последовали новые обращения — в департамент инвестиций и развития малого и среднего предпринимательства края, в министерство транспорта и дорожного хозяйства. И снова отказы, поскольку в Федеральном законе № 257 от 8 ноября 2007 года есть пункт, который гласит, что «расходы на строительство, реконструкцию, капитальный ремонт, ремонт пересечений и примыканий <…> несут лица, в интересах которых осуществляется строительство». (Сейчас прочувствуйте всю невыносимую легкость бытия.)
Автотрасса регионального значения Сенной — Тамань находится в общем пользовании; примыкающая к ней полевая дорога, что ведет к арендованной земле, не состоит на балансе сельской администрации; десять гектаров, где через месяц созреет роскошный белый виноград, находятся в Фонде перераспределения земель. Несложно предположить, что единственным человеком, в чьих интересах сделать хоть что-то, чтобы не потерять дело всей своей жизни, оказывается мой отец.
Проектная документация, которую, кстати, он уже подготовил, обошлась в 70 тысяч рублей. 70 тысяч рублей за стопку бумаг не объемнее студенческого диплома!
Кому-то может показаться, что нет никакой проблемы в том, чтобы человеку, у которого десять (!) гектаров винограда, оборудовать всего за миллион двести тысяч рублей съезд к полю, на котором работать еще много лет. И действительно, человек, которому важен его бизнес, найдет деньги самостоятельно и уладит дело. Но вернуть эти деньги за год, два, даже пять у кубанского фермера-частника, скорее всего, не получится. Просто потому, что миллион двести — это в лучшем случае его годовой доход. И стоит ли говорить о том, что две трети этого дохода уходит обратно в землю — на фунгициды и инсектициды, ремонт и приобретение техники, зарплату рабочим, на налоги, в конце концов?
И не странно ли, что в крае, власти которого выделяют миллионы рублей на поддержку сельхозпроизводителей, один простой вопрос не находит ответа вот уже семь лет?
В сложившейся ситуации нет ни нарушений закона и прав человека, ни острой социальной проблематики. И даже конфликта, кажется, нет. Если, конечно, не принимать во внимание, что один российский фермер, безмерно любящий свое дело, может в одночасье лишиться единственного источника дохода. Просто потому, что из-за перекопанного властями съезда он элементарно не может загрузить оптового покупателя в поле или свободно вывезти урожай на рынок.
И как помочь этому маленькому imperium in imperio выстоять?
