В Краснодарском Молодежном театре Андрей Новопашин служит уже более двадцати лет. Какой бы ни была каждая из его сыгранных здесь ролей, пусть самая небольшая, она сразу запоминается. Его персонажи обладают особой харизмой, даже самые отрицательные. В то, что они самые что ни на есть настоящие, не придуманные, а, можно сказать, взятые из жизни, сразу верится на сто процентов. Шестнадцатого апреля замечательный актер, режиссер, педагог отмечает юбилейную дату, и это хороший повод поговорить с Андреем Новопашиным о том, чем он живет сейчас.
— Андрей, посмотрела ваш репертуарный лист в Краснодарском Молодежном театре. И почему-то мне пришла мысль, что сейчас у вас много ролей отрицательных персонажей.
— У меня всегда было много ролей именно с «темной стороны». Я этот факт давно принял. И все положительные образы, которые мне бы хотелось воплотить на сцене, сам организовал и в итоге сыграл. Успех спектакля или фильма на восемьдесят процентов зависит от правильного распределения ролей. Это во многом стандартные вещи. Как режиссер могу понять, исходя из чего другой человек, который занимается постановкой, выбирает актеров на те или иные роли. Актер голубоглазый, русоволосый, с правильными чертами лица, улыбается — значит, он герой, супермен. И это визуал, который основной зритель принимает.
— Одна из ваших последних работ — в «Горе от ума» А. С. Грибоедова. Ваш персонаж, Антон Антонович Загорецкий,— картежник, не исключено, что он и обманщик... Как вы его себе рисуете?
— Для меня как человека, который занимается театральной педагогикой, очень важен такой факт, как творческий сюрприз. В театральных вузах для стимуляции творческого потенциала, открытия дополнительных «форточек» каждый студент индивидуально занимается и регулярно показывает своему курсу какой-то новый творческий навык. Например, он мог никогда не играть на саксофоне, но он потратит целую неделю, по несколько часов в день, чтобы суметь исполнить всего одну мелодию. Или может научиться жонглировать, быстро собирать кубик Рубика. То есть он ставит перед собой цель, уделяет ей время и кладет себе в копилку совершенно новый навык, который его поднимает на ступеньку выше — и он становится уже другим за короткий промежуток времени.
Вот так и с этой ролью получилось. Всё началось с того, что хореограф предложила мне, когда я выхожу на сцену, вытаскивать как бы ниоткуда игральную карту. Ей надо было составить визитную карточку моего героя, чтобы зрителям было понятно, что Загорецкий — картежник. Я запротестовал вначале: с картами же вообще не дружу. В последний раз играл в них с отцом еще в детстве... Договорились, что попробую, если не будет получаться, тогда что-то другое придумаем. У меня было в запасе дня два-три. Я посмотрел обучающий ролик, как волшебным образом в руках появляется карта... И с того момента много времени начал посвящать изучению карточных фокусов. Меня это настолько захватило, что начал выстраивать целые номера. Друг-фокусник, занимающийся микромагией, у него феноменальная ловкость рук, консультировал в некоторых вещах. И на одном из этапов он даже принял у меня своего рода зачет. Он убедил, что у меня всё получается, посоветовал продолжать. И в этом отношении этот персонаж меня так увлек, что я продолжаю совершенствовать этот навык.
— Каждый спектакль вы какие-то новые фокусы с картами показываете?
— Стараюсь. В день посвящаю тренировке пластичности кистей, пальцев пятнадцать — двадцать минут. Тогда только что-то начинает получаться, появляются какие-то результаты. И каждый день показываю в театре какой-то фокус, чтобы опыт нарабатывался.
Своих учеников тоже учу не бояться открывать в себе что-то новое.
Роль Загорецкого небольшая, но его образ вырос именно из желания владеть картами. Про него говорят, что он шулер. Но мой персонаж — человек, который много времени посвящает кропотливой работе — передергиванию карт. Только так можно научиться виртуозно владеть этим.
— Еще одна роль — Дженшенкула в «Материнском поле» — у вас тоже отрицательная...
— На самом деле мне нравится провокация. Я предлагаю дилемму зрителю, самому себе на сцене. По сюжету в спектакле идет товарищеский суд над Дженшенкулом. И мой персонаж во время него говорит: «Вы меня ловили? Вы меня видели?» Обвинения, что звучат в адрес моего персонажа, возможно, голословны. Не доказано, что мой персонаж произвел тот выстрел ночью...
— Вы для себя его оправдываете?
— Артист должен верить в своего персонажа. И я стараюсь заставить зрителей задуматься над вопросом: вы верите, что я такой?
— Вы пришли в Молодежный театр в 2003 году. Получается, уже двадцать три года вместе с супругой Ульяной Запольских служите здесь. Сложно ли с женой в одном театре служить?
— Мне очень часто этот вопрос задают. Это та часть жизни, о которой ты не задумываешься. Как выключатель, которым ты пользуешься, чтобы зажечь свет.
— У вас две дочки. Они идут по стопам родителей? Старшая дочь ведь не раз выходила на сцену «Молодежки», когда была еще совсем юной.
— Дочерям уже восемнадцать и двенадцать лет. Старшая, Люба, оканчивает первый курс Ярославского государственного театрального института. Учится актерскому мастерству.
— Как режиссер, быть может, вы со временем поставите что-нибудь для своей дочери?
— Я уже не раз это делал. Готовил к поступлению — занимался именно режиссурой отрывков, их творческой подачей. Самое ценное в артисте — это его индивидуальность. И я старался, чтобы Любовь это поняла.
Младшей, Софье, нравится баловаться в театр. Но не так, как старшей. Они абсолютно разные.
— В Молодежном театре есть спектакль «Панды», где вы играете дуэтом вместе со своей женой...
— Он идет на сцене уже семь лет.
— О чем он?
— Это мистическая история, которая состоит из девяти картин — девяти ночей. Всё начинается с того, что мужчина и женщина просыпаются в одной постели и он не помнит, кто она такая, как они познакомились. Он и она заключают пари. На протяжении девяти ночей женщина приходит к мужчине и они разговаривают на разные темы. Это весьма любопытно выстроено режиссером. Например, там есть сцена в ванной, где диалог происходит особым образом. В течение всей сцены не произносится ни одно слово. Только звук «а». Там есть момент недосказанности. Он хочет выяснить, что происходит, Она не дает на это ответ. Понимание происходит только в финале спектакля. Это светлый спектакль. Хотя он про смерть, но он про жизнь.
— Вы так рассказали, что мне захотелось посмотреть...
— Спектакль действительно интересный. Он родился в рамках проекта «Вне сцены».
— В целом вы довольны степенью своей занятости в театре?
— В целом да, пока хватает работы. Параллельно учусь режиссуре, получаю второе высшее образование в Москве — на курсе Николая Александровича Рощина.
— Некоторые считают, что режиссуре не надо учиться...
— Первое, о чем спросил нас наш педагог: «Зачем вы пришли ко мне?» Режиссуре невозможно научить, сказал он. Если вы поставили хотя бы один спектакль, вы уже знаете, как это делать. Дальше только практика. Я с ним абсолютно согласен. Но повышать свой профессиональный уровень нужно постоянно: когда ты приходишь в среду абсолютно других, незнакомых тебе людей с просто невероятным видением мира и общаешься с педагогами — сотрудниками Театра наций, ГИТИСа, ты поднимаешь свой горизонт. И видишь, что он всего лишь занавес, открыв который можно увидеть новый горизонт.
— Читала, что вы проводите театральные квартирники... Что это такое?
— Мы не проводим. Это просто часть нашей с Ульяной творческой работы в нашей театральной студии. Эта идея — театральных квартирников — появилась после того, как я для Ульяны создал четыре постановки на конкурс самостоятельных работ и моноспектаклей «Палитра лиц». Все спектакли так или иначе заняли призовые места. И на международных фестивалях они тоже были выделены. И мы их показывали в краснодарских театрах «Шардам», «Тмин», в «Одном театре». Но так как эти театры живут «самостийно» и вклиниться в их репертуар иногда бывает сложно, мы придумали такой вариант. И это совершенно иной уровень существования и взаимодействия со зрителем. Это интимность, свойственная личному пространству, такому как квартира. У нас театральная студия и находится в обычной квартире. Она переоборудована в черный театральный кабинет, где удобно заниматься речью, актерским мастерством. И мы попробовали один из спектаклей сделать на десять зрителей — ровно столько помещается в этой комнате. Сначала пригласили знакомых — показали спектакль, который мы собирались представлять на «Палитре лиц». Все были в восторге. Потом мы показали его на восемьдесят, сто двадцать зрителей — на большой сцене. Но это сложно — найти подходящую площадку. А здесь мы сами себе хозяева. И когда мы не заняты в репертуаре Молодежного театра, организуем показы уже поставленных спектаклей в студии. Сейчас это три спектакля. Квартирники известны со времен Высоцкого. Но это больше музыкальная тема. В Москве есть театральные квартирники. А в Краснодаре и вообще на юге страны, получается, наш квартирник единственный. Мы ведем группу в соцсети «ВКонтакте», где вывешиваем афишу. Квартирнику уже четвертый год. В среднем играем спектакль один раз в два месяца.
— А занятия по актерскому мастерству где ведете?
— В нескольких студиях и арт-пространствах. Мы преподаем в центре Краснодара, в студии выходного дня, и взрослым, и детям. Ульяна преподает сценическую речь также в театре «Шардам».
Преподавать — для меня потребность. Мой режиссерский путь начался еще в студенческие годы. Когда мои однокурсники мучились, какой этюд придумать, я мог пачками их штамповать. У меня проблем с этим вообще не было, и я помогал однокурсникам.
Когда выпустился, меня пригласили преподавать во французский лицей. Там до меня вел актерское мастерство Владимир Дмитриевич Рогульченко, тогда главный режиссер Молодежного театра. Но у него не стало хватать времени — и он сосватал меня. Мне дали проект на французском языке — «Маленький принц». Занимался им полгода, совершенно не зная французского. Но ребята, девятиклассники, были уже подготовленные, как мы говорим, разогретые — Рогульченко очень хорошо с ними поработал. И поставленный мной с ними спектакль выиграл международный конкурс. Именно после этого у меня началась достаточно активная постановочная жизнь. Меня приглашали какие-то закрытые организации для постановки миниатюр, небольших спектаклей. Много занимался шоу-бизнесом. В нашем театре был такой период, когда на мне были все капустники.
— Вы ко всему прочему еще и мастер по гриму. В «Грозе» вы придумали героине актрисы Людмилы Дорошевой удивительный грим, который создает эффект обожженного лица...
— А это относится к тому, о чем я говорил,— к формированию какого-то нового навыка. Меня увлек в свое время наш мастер — народный артист России Анатолий Сергеевич Горгуль, который учил нас искусству сценического грима. Он меня заразил этим делом. И у меня это очень быстро и легко стало получаться. Рисую я плохо, но леплю с детства очень хорошо. Пластический грим, когда полностью меняется лицо человека,— кропотливая, многослойная вещь. Очень много лет занимаюсь этим вопросом — большое отдохновение. И это еще один мой навык, как магические фокусы, кубик Рубика... Вижу что-то новое, интересное в гриме — и стараюсь освоить.
— А за сколько собираете кубик Рубика?
— Я вышел на минуту тридцать секунд. Чтобы добиться этого, занимался каждый день по полтора часа. И сказал себе «стоп». Сейчас мировой рекорд в районе трех секунд. И если я на этом зациклюсь, это украдет всё мое свободное время... Но регулярно всё равно практикуюсь. Это нужно актерам, как, например, решать логические задачи и развивать таким образом внимание, наблюдательность, смекалку.
— Есть какой-то список пьес, которые вы хотели бы поставить?
— Что бы я и поставил, и сыграл, так это «Дон Кихота». Считаю, что «Дон Кихот» — это Библия артиста и режиссера. Это сборник всех стилей, жанров и направлений.
— Вас пугает возраст — сорок лет?
— После того как исполнилось восемнадцать лет, мне перестало быть страшно. В тринадцать лет у меня начали расти нос, волосы на груди, рано появились усы... Очень выделялся среди одноклассников, и меня это сильно волновало. Но мне мама одновременно просто, по-доброму, весело и тактично объяснила, что жизнь всё равно идет своим чередом и не надо сильно зацикливаться по поводу каких-то особенностей внешности... Она мне сказала, что у настоящего мужчины должно быть только одно: большой мозолистый мозг.
— Мудрая у вас мама.
— Да. И добрая!
