«Полицай, наш гад русский, топотал по всем комнатам, угрожал застрелить всех нас за спрятанных пленных»
...Моя мама, Харичкина Евдокия Федотовна, почти ровесница прошлого века: она родилась 3 августа 1901 года, а умерла она 4 августа 1987 года. Всю жизнь мама работала в колхозе, без выходных и практически до самых родов — меня родила 16 июня 1938 года прямо в поле! А мой папа тогда был бригадиром. И как назло нагрянула проверка из райкома партии. А тут такое прямо на рабочем месте. Папе тогда проверяющие говорят: «Михаил Трофимович, тебя судить будут за эту женщину». А он ответил: «Не будут, это моя жена...»
Мой папа, Михаил Трофимович Харичкин, родился 18 ноября 1900 года, умер в 1985 году, участник Гражданской, Отечественной войн. С самого начала Великой Отечественной и до ее конца воевал на фронтах. Вернулся домой в августе 1945 года. Мне тогда едва исполнилось три года, брату — двенадцать лет. Еще с нами жила моя бабушка, исполнилось ей в год начала войны девяносто. Мама по-прежнему работала в колхозе, но уже значительно тяжелее — лошадей забрали на фронт, вместо них впрягались в телеги люди. Начались страшные дни оккупации, фашисты очистили подворья от любой скотины или птицы, от запасов урожая, есть было нечего. Чтобы хоть как-то всех нас прокормить, мама набирала в огороде морковь и носила на вокзал продавать пассажирам поездов. Но покупали мало, больше мама раздавала — тогда целыми составами немцы везли наших пленных, которым мама и отдавала овощи безо всяких денег.
Однако не только ради крохотного заработка мама ходила на вокзал. Она умудрялась разговаривать с пленными, предлагала им помощь. Говорила: «Ну что вы не убегаете, бегите, прячьтесь по хатам, вам помогут!» Многие пленные следовали ее совету. Мама и другие селяне прятали их по домам, потом переодевали пленных и ночами отправляли в дальнюю бригаду. Так спасли многих…
Помню, последние двенадцать человек жили у нас в хате, а перед самой отправкой, хотя так же прятались, видимо, что-то фашисты унюхали. Один полицай, наш гад русский, топотал по всем комнатам, угрожал застрелить всех нас за спрятанных пленных: куда, мол, они делись? Не нашел…
А вскоре пришли наши, освободили всех пленных, а этого гада, наоборот, схватили и судили. Он вначале стал все отрицать, но потом под напором свидетелей сознался.
Еще в период оккупации нашего села у нас забрали большую свинью, а сказали, мол, что взамен приходите в полицейский участок — поросенка на вырост дадут. Наша доверчивая мама наивно пошла в участок. Тогда ей повезло — там дежурил наш односельчанин, тоже полицай, но, видимо, не совсем потерявший совесть.
И вот он отозвал маму и говорит: «Евдокия, уходи отсюда, твоя соседка принесла заявление, что ты переодеваешь пленных и прячешь». Оказывается, он напугал соседку-предательницу, сказав ей, что у фашистов разговор короткий — расстреляют обеих, одну — за пленных, а вторую — что поздно рассказала. Соседка, испугавшись, убежала, и мама осталась жива.
Когда немцев прогнали из нашего села, повсюду: в огородах, в копанках, в воде — мы находили наших убитых солдат. Мы их вытаскивали и хоронили на кладбище в братской могиле. Мама рассказывала: некоторые не хотели этим заниматься, брезговали: попадались сильно разложившиеся тела. Но мама вытаскивала все…
А когда вернулся с фронта папа, они так же работали в колхозе «Красный партизан» (теперь это хозяйство называется ОАО им. Ленина) за палочки-трудодни.
И до самой смерти им так и не выделили ни одного земельного пая. Наверное, не заработали… А ведь папа работал до 80 лет на разных должностях. Был очень добрый, никогда ничего не просил. Для нашей семьи очень важно, чтобы о нем помнили. Молодые люди должны знать, как это страшно — воевать, терпеть лишения. Тяжело было и после войны. Но мы справились, и помогло то, что мы были друг за друга, за свою Родину горой. Думаю, что наша страна переживет и все нынешние проблемы, связанные с бойкотом со стороны Америки, Европы. Мы победители по жизни, по мировоззрению. Такими должны быть и потомки.
Прошу, простите меня за такое мое письмо, но очень больно за их прожитую жизнь и за то, что сейчас делается — просто ужас смотреть на жителей Украины, детей, стариков, хочется просто умереть...
