В Краснодаре показали "Мою прекрасную леди"

«Моя прекрасная леди». Спектакль с таким названием шел в Краснодарском театре оперетты дважды: премьеры были в 1968 и в 1985 годах. И вот, спустя полвека после первой постановки на этой сцене, «Моя прекрасная леди» вернулась: уже как мюзикл, поставленный по лицензии от американской компании Tams-Witmark Music Library. 
Александр Мацко давно лелеял идею поставить мюзикл Лоу и Лернера. И наконец звезды сошлись: в юбилейный 85-й сезон театра история о прекрасной цветочнице вновь собирает зрителей в Музыкальном театре. 
Лицензия обязывает театр взять определенную аранжировку и точный текст, не делать никаких сокращений (спектакль идет более 3 часов), а также показывать его не чаще 10 раз в год. Все остальное — на вкус постановщиков. 
Классический перевод П. Мелковой и Ю. Корнеева не везде убедителен в фонетических деталях и кажется немного устаревшим, но тем не менее является самым полным и близким к оригиналу. 
Что может привлекать в этом тексте сегодня? Несмотря на то, что пьесе Бернарда Шоу «Пигмалион» уже более 100 лет, неизменно актуальными остаются проблемы культуры и воспитания, социального расслоения, мизогинии (а что иное проповедует Хиггинс?). Несмотря на то, что в мюзикле основное внимание уделено не социальным темам, а преображению героини, ирония и жесткость пера Шоу все же проглядывают сквозь ворох радужного тюля и изобилие цветов. 
А постановочная команда явно стремилась создать спектакль-праздник: это видно уже при закрытом занавесе, на котором Лондон предстает в непривычной розовой гамме, в плетеной «рамке», усыпанной цветами. Время действия перенесено в послевоенные годы, что позволило Андрею Климову придумать множество изящных и ярких костюмов в стиле дома Диор. Основой сценографии Анастасии Глебовой стала кованая конструкция, которая изобретательно заполнила все пространство и позволила с помощью видеопроекций представить все разнообразие мест действия. 
Постановка мюзикла сегодня — дело не случайное. Обзор репертуара театров города, да и края, говорит о растущей тенденции к созданию музыкально-драматических полотен. Не все они художественно совершенны, но спрос на спектакли такого типа очевиден. 
Подобная задача требует от труппы театра способности работать и вокально, и хореографически, и главное — в драматическом плане. Ведь история Элизы Дулиттл — это прежде всего не история переодевания или пения, а история личного преобразования, раскрытия сильной и достойной личности.
Роль цветочницы Элизы досталась Татьяне Ереминой, и эта роль стала, пожалуй, главным открытием спектакля. Сознавшись на пресс-конференции, что вначале она пришла в ужас от обилия текста, молодая артистка показала сильную и яркую работу. Ее Элиза оказалась убедительна, хотя, может быть, и несколько излишне громка в первых сценах, комична и привлекательна в преображении, изысканна в финале. Да, эта роль написана крупными мазками, выражается часто в пластике, но при этом артистка честно взяла все вокальные высоты, и главные партии Элизы, прославившие мюзикл, звучат легко и выразительно. И в «прозаических», драматических сценах Татьяне Ереминой веришь: она вместе с режиссером нашла способ выразить в этой непростой роли актерскую индивидуальность, и получилась по-настоящему хорошая работа. 
К удачам спектакля можно отнести еще несколько образов. Характерный, яркий, обаятельный папаша Дулиттл получился у Алексея Григорьева, и непростой пластический рисунок этой роли вполне удался артисту. Почти нет вокальных партий у мисс Пирс (Карины Петровской), но этот полукомический образ получился одним из самых драматически цельных в спектакле: актриса все время находится в контакте с партнерами по сцене, ни на минуту не переставая существовать в предлагаемых обстоятельствах. Небольшая, но удачная роль и у Артема Агафонова: его Фредди — истинный лирический герой. 
А вот образ профессора Хиггинса в исполнении Владислава Емелина лишен лирики. Едкие партии о нелюбви к женитьбе и женщинам, ирония и сарказм, кажется, поглотили этого героя: он от начала и до конца действия пребывает в некотором высокомерном раздражении. Даже его объяснение с Элизой в предпоследней сцене выглядит самовлюбленным монологом великовозрастного мальчишки, и громкий возглас героя: «Мамочка!» только подтверждает эту картину. У Шоу Элиза оставляет профессора, в мюзикле же она к нему возвращается, но логика этого возвращения здесь поистине не объяснима. 
Что ж, на то это и мюзикл: прекрасная сказка о Золушке-цветочнице, нашедшей своего непростого принца-фонетиста.