Майки-махровки и красные кеды
«Хиппи» переводится с английского как «дети цветов». Казалось, что может быть общего с цветами у длинноволосых юнцов, порой нечесаных, в тертой, зачастую рваной джинсовой амуниции? Однако ответ есть. Цветы, что мы видим в поле или дарим любимым, подразумевают некое доброе, светлое, неагрессивное начало. Можно их воспринимать и как символ зарождения чего-то нового. Так вот, юноши и девушки из породы хиппи стояли на том, что основным качеством людей должна являться любовь (помните битловское «все, что тебе нужно, — это любовь»), и считали себя основоположниками некоего нового образа жизни.
В манере одеваться хиппи западные (так сказать, первоисточники) и наши, советские, были идентичны. Кому сейчас под пятьдесят, хорошо помнят длинноволосую молодь, «чапающую» по улице Красной, ошивающуюся в районе горсада или Затона. Джинсы обязательно должны были быть потертыми от коленей и выше, узкими и короткими — чтобы виднелись носки желтого, белого или же — самый шик — красного цвета. Следы изношенности должна была носить и джинсовая курточка, короткая, чрезвычайно неудобная, из-под которой, если брюки не затянуты ремнем, постоянно торчала рубашка. Обувь, однако, — вельветовые или замшевые, так называемые шузы — уже не должна была иметь следов потертости. Те, у кого не хватало средств или сноровки, чтобы достать дефицитный «шузняк», красовались в ярких, обычно красных кедах производства КНР, носивших название, прошу прощения, говнодавы (название взято из нашумевшей книги Энтони Берджесса «Заводной апельсин», переведенной на русский лишь в самом начале 90-х, однако, вот, окольными путями пришло). Летом местные хиппари таскали майки-махровки, порой сшитые из отечественных полотенец, а в более прохладное время — приталенные, с простроченной в домашних условиях планкой и пришитыми к кончикам воротника пуговичками, самопальные батники. Можно было по типу сегодняшних фенечек носить брелок любого вида или даже крест, причем по размерам чем больше, тем лучше. Автор сих строк бряцал такой медяшкой с глубокомысленной фразой, выцарапанной гвоздем, «Hippy — my God» (хиппи — мой Бог).
Бедные и богатые
В отличие от наших доморощенных российско-кубанских хиппи, которые по сути являлись подражателями, данное движение на Западе явно носило элемент протеста. Протеста против сытой жизни зажравшегося буржуа или мещанина. Отсюда — поношенная одежда, которая как бы говорила: «Смотрите, мне плевать на ваши костюмы и смокинги, я не такой». В качестве «рок-старз» этими молодыми людьми безоговорочно признавались Джим Моррисон, который, кстати, имел чуть ли не аристократическое происхождение (отец — адмирал), но в анкетах напротив пункта «семейное положение» с некоторых пор писал «родителей не имею», а также бард-философ Боб Дилан со своими знаменитыми песнями протеста.
Что же касается наших отечественных хиппи, то ни о каком протесте речи не велось, ибо в стране не было явного расслоения на бедных и богатых. Это на Западе дети богатеев, как тот же Моррисон или Пол Гетти III, внук богатейшего нефтяного магната, уходили из семей. Пол Гетти III, кстати, «доуходился». Он одно время продавал свои чеканки на площади Фонтанов в Риме, затем был похищен с целью выкупа. Похитители, дабы доказать серьезность намерений, отрезали ему ухо и отослали в посылке деду. После освобождения юный Пол хипповать перестал.
У нас из семьи никто, само собой, не уходил, не было необходимости протестовать, а во-вторых, кушать что? Мы просто вечерком, а то и днем сбивались кучкой и шли на Красную. Просто чтобы людей посмотреть, себя показать. Иногда приземлялись где-нибудь на лавочке в скверике и кайфовали. Кстати, это слово тогда имело несколько другой смысл, чем теперь. Правильный перевод «кайфа» — «бесцельное приятное времяпрепровождение». Вот мы и болтались бесцельно.
Гости с туманного Альбиона
На кубанских хиппарей огромное впечатление произвел приезд в Краснодар летом 1971 года группы английских студентов по линии обмена. Они совершенствовали знание русского языка в КГУ, а жили в общаге у Затона. Конечно, наш молодняк, и хиппари в том числе, к ним сразу потянулись. Мы ожидали, что после знакомства с английскими юношами и девушками нам откроется некое озарение, мы поймем о самих себе, наверное, какую-то великую истину.
Истину нам, впрочем, не открыли, а вот надпись с моего браслетика была гостями воспринята, мягко говоря, без энтузиазма. Как мне стало известно из беседы, хиппи, конечно, ребята — ничего, но, как правило, бездельники, да еще и курят разную пакость. Учиться, работать не хотят. Зато кушають (парень по имени Джон так и сказал: «кушають») каждый день. А почему страна, где пусть даже есть возможность содержать тунеядцев, должна это делать? Вот такую нам прочитали отрезв-ляющую лекцию.
Были, впрочем, в английской группе два или три патлатика. Однажды, когда с одним из них автор статьи с друзьями радостно беседовал о битлах и роллингах, некая любознательная старушка робко поинтересовалась у волосатика, зачем, мол, юноше космы до плеч, может, денег на парикмахерскую нет? На что гость из туманного Альбиона, ничуть не обидевшись, ответил, что ведь у Карла Маркса тоже были длинные волосы.
— Но Карл Маркс был умным человеком, — несколько стушевалась бабуся, не предвидя, что дело примет политическую направленность.
— А я тоже умный человек! — гордо заявил студент, на чем дискуссия и завершилась. Кстати, эта байка потом очень долго ходила в среде кубанских хиппаков.
В поисках свободы
Активисты хиппового движения проповедовали два ухода. Первый — из городов, иными словами — рюкзачная революция. Западные хиппи пробовали жить коммунами, даже трудились там, выращивали овощи, пытались разводить скот. В этих общинках понятие «любовь», подразумевающее глубокое интимное чувство, направленное на другую личность, которое хиппи трактовали более аморфно, трансформировалось в элементарную половую распущенность.
Другие пошли дальше и группками или поодиночке устремились в Индию (еще один уход). Эта страна прельщала «детей цветов» по разным причинам: здесь до сих пор терпимо относятся к всевозможным религиям и верам. Кроме того, сама их суть допускала обособленность от мирских сует и возможность, как считалось, выхода духовного, астрального начала человека в космос или еще там куда, особенно при наркотическом опьянении. И наркотики — самые дешевые на планете. Небольшие колонии хиппи, члены которых разменяли шестой десяток лет, еще и сейчас коптят небо в загадочной стране, например, в административной единице Гоа, что расположена на западном побережье Индостана.
Наши отечественные хиппи, тем более кубанского розлива, ни о каких Индиях и не мечтали. А вот с наркотиками, запаренной пыльцой конопли, дело имели. Одни сдуру старались подражать «старшим братьям» Запада, другие, впервые закуривая, думали, что пристраститься может кто угодно, но не он, надеясь на «авось пронесет». Не буду называть имен и фамилий, чтобы не травмировать родных, но абсолютно у всех знакомых хиппи, балующихся тогда анашой, судьба оказалась изломанной. Один, уже создавший семью, повесился. Другая застрелилась из охотничьего ружья. Третья двинулась рассудком.
Спасибо старшим товарищам и отцу, которые в то время, как мои волосы были до плеч, а в самой голове пустовато, — возраст! — смогли достучаться, объяснить, что наркотик — это ловушка навсегда. Зверь ходит вокруг клетки и чувствует: что-то не то. Но, видя приманку или чувствуя ее запах, не выдерживает. Лезет. За ним захлопывается дверь, и он навечно остается в плену. Так и с наркотиками. Тем более перед глазами были примеры смерти Джимми Хендрикса, Брайана Джонса. Даже в кончине Моррисона до сих пор не все ясно, но наркотики там явно присутствовали. Лучше уж пивко под вяленую рыбку, но и это, впрочем, вопрос спорный.
В своей же основной массе отечественные, кубанские, хиппари, хоть внешностью и напоминающие дикобразов, только причесанных, были народом серьезным. Почти все сегодняшние наши известные художники — бывшие волосатики. Среди хиппи 60-х есть теперешние сотрудники местной периодики, приличные врачи, музыканты. Наташенька Бабицкая (в школьные годы — Коломийцева), кстати, мать троих взрослых детей, и Толик Хорошилов — образованные преподаватели, одна — английского языка, второй — химии и биологии.
Когда пришло время, нашим юным казакам обстригли на призывных участках патлы, и все мы отслужили срочную — «косить» от армии в то время считалось «западло». Девчата же о «свободной любви» слышали, умные глазки делали, но данные установки в жизнь не воплощали, ждали своих парубков из армии.
То время было не таким уж плохим... По крайней мере, дух наживы и обогащения не являлся тогда основополагающим. Не было понятий «крутой», «башлевый», «зелень», но зато была попытка строить человеческие отношения на критерии любви, хоть порой и в гипертрофированных формах.