С древности казаки жили самостоятельными и ни от кого не зависящими общинами — казачьими станицами. При станице была территория — юрт, границы которой четко были определены еще в XVIII веке. Изменить границы юрта могли только с согласия станичного общества, и было так со времен Екатерины II.
Население станицы и хуторов в ее окрестностях называлось станичным обществом, а каждый казак имел гражданство одного из обществ. Документы, сохранившиеся в архивах, свидетельствуют, что лишить гражданства любого из своих членов могло лишь само казачье общество. Не было такого права больше ни у кого, даже у самого императора.
Хоть и стоял во главе казачьих войск войсковой атаман (в старину — избираемый войсковым кругом, а после императорского указа — назначаемый на должность), на время похода избирались походные атаманы, а в помощь им — и походные есаулы. При этом права вмешиваться во внутренние дела станиц атаманы не имели.
Все вопросы решал круг. Старинные акты сообщают, что делились круги на валовые, войсковые и полковые. Низшим был полковой (потом станичный или хуторской), а высшим — круг валовой, куда собирались представители всего казачества. В ведении валового круга были особо важные вопросы. Известно однако, что решение валового круга считалось неправомочным, если хотя бы один представитель или отряд отсутствовал на сборе и не голосовал.
В трудах ученого-статистика, краеведа и историка Ивана Тимощенкова отмечается, что ведение всех общественных дел исстари находилось в руках самих станичников. Решение любого вопроса зависело от воли всего общества, однако воля эта должна была вокруг чего-то собираться. «Без столба и забор не стоит, без перевясла и веник рассыпается», — поговаривали казаки, давая оценку ситуации. И для распоряжения общественными делами избирали из среды своей станичного атамана и есаула.
Атаман был в станице главное лицо, есаул же — его помощник. Живя дома в своем местечке, станица избирала атамана и есаула станичных. Отправляясь в поход против неприятеля, избирала походных. Для какой либо встречи, хоть послов русского царя, — встречных. Для звериного и рыбного промысла — ватажных. И прочее, и прочее. Словом, уточняет Иван Тимощенков, были у станицы атаманы на любой вкус и случай.
Станичный атаман и есаул избирались на годовой термин, а все прочие — до окончания предприятия. Принимая власть от общества (круга) для известной цели, атаман делался полновластным, самым неограниченным повелителем как избравших, так и всех тех, которые после вступали в избравшее их общество.
Во всей силе власть атамана выказывалась особенно во время походов против неприятеля. Тут жизнь и смерть каждого подчиненного находились в руках атамана. Вообще принцип подчинения власти был таков, что круг, избирая атамана, говорил ему: «Куда ты глазом кинешь, туда мы кинем головы свои». Впрочем, атаман, хотя «напереди стоял», был ответственен перед обществом временных своих подчиненных. За оплошность и нанесение вреда общественному делу он мог по окончании предприятия быть подвергнут суду, как всякий другой гражданин. Дошли до наших дней рассказы станичников, как русские офицеры, сталкиваясь с казаками в старину, дивились, глядя, что последние наказывали за проступки розгами своих же собственных атаманов, бывших своих начальников, а во время дела подчинялись им беспрекословно.
Суд вершат старики
О том, как выбирали в старину станичного атамана, писал есаул войска Донского Евлампий Котельников. И на Дону, и на Кубани эта процедура проходила по схожей схеме. Когда старый атаман отходил, на общем сборе в кругу, положивши свою насеку, он спрашивал атаманов-молодцов, кому поручат они сделать доклад, отмечал Котельников. Это означало, что вопрос вынесен на обсуждение всего сбора.
По существовавшим правилам, сам атаман без согласия подписных стариков (которых определенным числом избирали в качестве судей) не мог сделать доклада. От его имени назначенный человек предлагал сбору выбрать нового атамана. Новоиспеченный атаман принимал из рук докладчика атаманскую насеку, и старшие из казаков в знак поздравления прикрывали его своими шапками.
Насеки атаманы и помощники их есаулы имели как символ своей власти. При этом атаманская насека была в два аршина (чуть короче полутора метров), с верхним концом, облитым оловом или свинцом, есаульская была ровной трехаршинной палкой — длиной около двух метров.
Также ежегодно вместе с атаманом для ведения общественных дел, суда или расправы избирались почтенные казаки, которые назывались станичными стариками.
Обязанность стариков — участвовать с атаманом в управлении, быть его советниками и помощниками. Число их не менее двух и не более четырех. Бывало, к ним добавляли помощника. Есаул всегда был один; на его обязанности лежало приводить в исполнение распоряжения станичного атамана. Дела, превышающие власть атамана, решались на собрании общины, а дела, превышающие власть общины, отсылались в Войсковой круг.
Все общественные дела станицы обсуждались в кругу. Тут же творились суд и расправа над виновными. Круг собирался всегда на площади между станичной избой, часовней или церковью, а место сбора круга называлось майданом.
В воскресенье или праздник атаман, вышедши из церкви, приглашал казаков на сбор. Случалось, что ранее он посылал есаула делать «закличку». Есаул с насекой в руке шел по станице и, останавливаясь на каждой улице, сняв шапку, протяжным голосом приглашал общественность сходиться на майдан ради станичного дела или же войсковую грамоту слушать.
Когда кругу предстояло обсуждать очень важное и спешное дело, например, о принятии мер против показавшегося ввиду станицы неприятеля, о немедленному выступлении в поход на помощь войску или какой-нибудь станице и тому подобное, есаул сзывал в него станичников с развевающейся хоругвью в руках.
Если же правители узнавали о приближении неприятеля, а станичники находились на полевых работах, вестовой скакал с хоругвью в поле и извещал этим работавших об опасности. Не говоря часто никому ни слова, он проносился только по полю и с такою же быстротой возвращался обратно в городок. Граждане понимали, в чем тут дело, и спешили принять меры к своему спасению. В собранный круг выносились всегда из церкви или часовни хоругви и образа. Он считался местом священным, и потому казаки стояли в нем без шапок. К участию в круге не допускались казаки порочные. Впрочем, иногда таких община прощала, если им удавалось отличиться храбростью в каком-либо трудном деле.
Явка имеет значение
О созыве станичного сбора делал распоряжение станичный атаман. Сбор старались созвать в такое время, когда более или менее все свободны, поэтому обыкновенно бывали сборы по праздникам, чаще осенью, чем весной, и вообще — когда казаки свободнее от работ.
Закличку есаул делал или накануне сбора (ходил с вечера по станице и кричал: «Господа, честная станица, завтра будет станичный сбор, не расходитесь и не разъезжайтесь!»), или же по утру в тот же день. Чтобы пригласить на сбор хуторян, станичный атаман писал «приказы» (повестки) к поселковым атаманам, в которых сообщал о времени сбора и о предметах, назначенных для обсуждения. Поселковый же атаман оповещал каждый двор в хуторе.
В некоторых станицах в экстренных случаях, во время полевых работ, посылали по старинному обычаю по полям нарочного казака со станичным знаменем. Все казаки, завидев его, бросали работы и спешили в станицу.
На сбор отправлялся от каждого дома один из взрослых мужчин, обыкновенно — сам хозяин или же кто-нибудь из сыновей либо братьев. И право голоса имел только он. Остальным членам семьи путь на сбор не был заказан, но присутствовать там они могли только в качестве наблюдателей. То есть домочадцам полагалось слушать, но голоса не подавать. Если хозяйкой в доме была мать-вдова, на сбор ходил обыкновенно старший сын.
А бывало и так: казак посылал свою жену на сход — послушать, почем, например, наймут пастуха или другое что. Являлись на сбор женщины и для того, чтобы поклониться обществу и попросить какую-нибудь милость. Председательствовал на станичном сходе, конечно же, сам станичный атаман.
Решение по каждому вопросу постановлялось большинством голосов. Для принятия требовалось согласие не менее двух третей всех, имеющих голос. Иногда собрать кворум становилось весьма медленным и трудным занятием, ибо сами казаки, что отмечалось в станичных актах, шли на сходы неохотно. Нередко случалось, что в течение нескольких месяцев не мог составиться станичный сход с законным количеством граждан, имеющих право голоса.
Из-за этого выходили пререкания между приезжающими на сбор гражданами и станичными правителями. В прессе начала XIX века обнародован был случай, имевший место в некой станице. В правлении станицы, по мнению автора публикации, намеренно уменьшили в отчетах своих количество домохозяев, а потому и решили дела с незаконным количеством граждан и потом разными способами собрали законное число подписей. Случай, попавший в поле зрения ушлых журналистов позапрошлого столетия, не был уникальным.
Нередко, по словам казаков, в некоторых юртах по спискам право голоса имели 1500 человек, а на сбор являлись только 400-500. Причиной неявки станичников выставлялись главным образом дальность расстояния и слишком малый интерес к делу. Бывало, станичник, возвращаясь со схода, отвечал по дороге на вопросы земляков, что не составился сход, положили на следующее воскресенье, потому как перекличку сделал атаман и сказал, что голосов недостает, — вот и проездил напрасно...
Думается, что за сотню лет выборная система на Кубани не претерпела кардинальных изменений. Во всяком случае аналогии с прошлыми временами прослеживаются достаточно легко. Но если уж так повелось, что новое — это хорошо забытое старое, то почему бы нам, современным и политически подкованным потомкам, не поучиться на опыте предков, перестав стремиться набивать новые шишки о старые сучья…
